По счастью, в это время суток Халай всегда дремлет на плоской крыше — старик любит погреть кости на жарком шумерском солнышке.
— О, молодой хозяин возвратился! — махнула рукой самая старая рабыня. — Хорошо погулял, Креол?
— Тебя это не касается, женщина, — злобно буркнул ученик мага.
— Лучистые глаза Инанны, какой же ты сердитый сегодня! — расхохоталась старушка. — Что случилось — опять подрался?
— Синяков не видно, — покачала головой рабыня помоложе.
— И костяшки не сбиты, — поддакнула самая молодая.
— Значит, снова что-то украл и попался, — подытожила старая. — Говорили же тебе — не промышляй в каре, там вор на воре сидит и за пазухой у обоих тоже по вору. Купцы поневоле учатся глядеть за своими монетами…
— Да, начни пока с малого, — согласилась помоложе.
— Например, потренируйся на дядюшке Нгешти, — предложила самая молодая.
Рабыни переглянулись и залились смехом. Креол покраснел, скрипнул зубами и резко развернулся к кухне, изо всех сил постаравшись продемонстрировать этим движением гнев и презрение.
Получилось плохо — смех только пуще усилился.
В кухне сидел тот самый дядюшка Нгешти, рассеянно вращая рукоять каменной зернотерки. На вошедшего Креола он даже не посмотрел — но в этом не было ничего странного. Старый раб ослеп еще десять лет назад, да и слух подводит его все чаще. Однако работает он по-прежнему хорошо, с ручным помолом справляется лучше всех, поэтому заменять его не заменяют.
У очага хлопочет тетушка Нимзагеси, жена дядюшки Нгешти. Из котла вкусно пахнет кунжутным маслом, топленым салом, бобами, чесноком и горчицей. Судя по аромату, ячменная каша уже доспевает.
Рядом на раскаленных камнях шипят полоски жареной свинины — хотя не так уж много. Рабам и Креолу достанется только каша — большую часть мяса съест сам Халай.
Меньшую — его правнук Эхтант.
Кстати, он тоже сидит здесь, раскладывая на столе причудливый узор из костяных фишек. Эхтант Ага Беш увлекается игрой в шек-трак. Любимая наложница Халая обычно составляет ему партию… причем не только в шек-трак. Хорошо сложенный, красивый юноша, Эхтант в свои семнадцать лет уже пользуется славой прекрасного любовника.
Прадед отлично знает о его шалостях, но не обращает внимания — сам-то он уже давно вышел из возраста, когда женщины нужны для чего-то большего, нежели просто согреть в холодную ночь. Однако такие поблажки дозволяются только Эхтанту. Когда одна из наложниц Халая согрешила с другим рабом, им обоим вырвали языки, отрезали уши и продали далеко на север, в земли диких скифов.
По законам Шумера свободный мужчина Авилум может иметь только одну жену и одну свободную наложницу. Зачастую таковой наложницей становится младшая сестра жены. Однако наложниц-рабынь может быть неограниченное количество — столько, сколько сможешь прокормить. Ведь раб — это вещь, так какое кому дело, для чего ты используешь свое имущество? Хоть свари и съешь — никто слова дурного не скажет.
Если, конечно, это твой раб — за причинение вреда чужому придется заплатить немалый штраф.
— Где мои лепешки, Креол? — вальяжно растягивая слова, спросил Эхтант. — Ты их принес?
— Нет, конечно, — пожал плечами ученик мага, усаживаясь на каменный табурет. — А должен был?
— Кажется, я дал тебе целый сикль серебра и приказал сходить в гавань и принести мне много медовых лепешек с изюмом! — перешел на злобное шипение правнук Халая.
— А кто сказал, что я должен выполнять твои приказы? — растянул губы в улыбке Креол.
— Но ты же послушался!.. — все больше свирепел Эхтант.
— Я взял твой сикль, купил на него целую гору лепешек… и съел все сам, — удовлетворенно закончил Креол.
Насчет «все сам» Креол слегка преувеличил. Сикль серебра — это почти полсотни отличных медовых лепешек. Сожрать такую прорву в один присест сумеет разве что матерый кутруб, но никак не тощий подросток. Поэтому Креол купил и съел столько, сколько осилил, а медные кольца, полученные на сдачу, кропотливо приберег в укромном месте.
В доме Халая он ничего ценного не хранил — старик обязательно найдет и отнимет.
— Ты!., ты!., ты украл мои деньги!!! — затряс кулаком Эхтант.
— Да. Ну и что? Что ты мне сделаешь? Дедушке пожалуешься? — фыркнул Креол. — Или, может, сходим к зерновому складу, а?…
Эхтант Ага Беш бешено посмотрел на него и отвернулся. Жаловаться на свои обиды он считал ниже своего достоинства. А у заброшенного зернового склада, куда мальчишки и юноши Симуррума всегда приходят, когда нужно выяснить, чей кулак тяжелее, его вовсе никогда не видели. Эхтант слишком дорожит смазливым лицом.
Вот Креол — дело другое. За неполный месяц, проведенный в Симурруме, он успел ввязаться уже в дюжину схваток. Точнее — в одиннадцать, но в одной из них противников было двое. Побеждал, конечно, далеко не всегда — многие из тех, с кем неуживчивый ученик мага успел поссориться, были старше и сильнее. Но Креол всякий раз бросался в драку с таким бешенством и так равнодушно относился к своим и чужим увечьям, что его стали всерьез опасаться. Особенно после случая с сыном купца Ку Нингаля — тот перебил Креолу ногу камнем, но упрямый мальчишка все равно полз к противнику, изрыгая брань вперемешку с кровью.
Выглядело это довольно жутко.
Халай Джи Беш каждый раз исцелял раны своего ученика. Причем с огромным удовольствием — магическое лечение стоит очень дорого. Старый скряга и без того уже неплохо нажился на юном Креоле — архимаг Креол, сын Алкеалола, один из богатейших людей Шумера, оплачивает не только обучение сына, но и все его расходы. За скудную пищу и постель Халай дерет столько, словно содержит ученика в императорской роскоши. Что уж говорить о магических исцелениях, кои дороги и сами по себе…