Шумерские ночи - Страница 51

Хотя это может быть хитрой уловкой с его стороны…

— Эй, старый урод, ты точно сдох? — недоверчиво спросил Креол, пиная покойника в висок. — Точно? Точно? Отвечай мне!

* * *

Хубут-Табал запустил когтистую лапу в грудь мертвеца и с силой дернул, вырывая душу из тела. Выбравшийся из мертвой оболочки Халай сощурился, рассматривая переменившийся мир.

Он знал, что мертвые видят мир иначе, чем живые, но не думал, что разница окажется настолько разительной. Что было черным — стало белым, что было белым — стало черным. Солнце теперь не светит, а затемняет, все вокруг заволокло густым туманом, силуэты стали расплывчатыми.

Неудивительно, что призраки предпочитают бродить в темноте. При дневном свете они ориентируются так же плохо, как люди в ночной мгле.

Окинув свое прежнее тело рассеянным взглядом, Халай пробормотал:

— А изнутри оно больше казалось…

— Любое вместилище изнутри кажется больше, чем снаружи, — кивнул Хубут-Табал. — Ну что, ты готов идти?

— Как будто это имеет какое-то значение… — буркнул старик.

— Совершенно никакого.

Посреди чистого поля распахнулась дверь — из нее повеяло могильным хладом. Хубут-Табал расправил черные крылья и зашагал вперед. Халай покорно двинулся следом.

— Надеюсь, в таблице Азимуа будет записано, что я погиб в бою? — с беспокойством спросил старик.

— Уже записано.

— Хорошо. Значит, мой ученик все-таки для чего-то да пригодился.

— А ты не мог просто попросить его тебя прикончить? — поинтересовался демон смерти.

— Попросить?! — фыркнул Халай. — Бе! Мой ученик — мерзкий отвратительный ублюдок! Он бы скорее сдох, чем облегчил мои страдания!

— Уверен?

— О, я знаю его! Он бы стоял неподалеку, смотрел, как я корчусь в агонии, и потешался над моими муками! Да вот сам посмотри!

Хубут-Табал обернулся. Креол ожесточенно пинал своего мертвого учителя.

— Тебя не учили, что надо уважать чужой труп?! — рявкнул Халай, топая ногами.

Креол даже не глянул в его сторону. Он не видел ни уходящего в Кур Халая, ни явившегося за ним демона смерти.

— До чего же паршивый ученик… — скривился мертвый старик. — Пятнадцать лет его натаскивал, а он до сих пор не видит призраков… Какой стыд… И он что, по-прежнему пинает мой труп? Вот ведь недоносок.

Хубут-Табал молча повел крылом, пропуская Халая в дверь. Тот задержался на пороге, последний раз оглядывая мир живых, и вздохнул.

— Хочешь что-нибудь сказать на прощание? — спросил демон смерти.

— Нет. О чем тут говорить? Я прожил хорошую жизнь. Достойную и красивую. Единственное, о чем жалею, — о том, как обращался со своими учениками…

Халай Джи Беш на секунду замолчал, а потом прошипел, злобно кривя губы:

— Я должен был бить их гораздо больше!

Маг на побегушках

Лугаль Аханид перевернул тело и грязно ругнулся. Городской эн убит в собственном кабинете, ножом в сердце.

Худшее начало дня трудно даже вообразить.

Причем в комнате не один труп. Кроме благородного эна на полу лежит еще и какой-то неизвестный, только не зарезанный, а удавленный.

Если верить писцам, сидящим в приемной комнате, этот неизвестный явился к эну с ходатайством. К эну ежедневно приходят десятки людей — с просьбами, жалобами, предложениями. Ходатайство лежит здесь же, на столе — речь идет о каналах. Несчастный хотел построить ответвление за свой счет — для орошения полей на родовом поместье. Рядовое, ничем не примечательное прошение.

Однако кто-то убил и эна, и его посетителя. Посетитель удавлен, эн зарезан — вот этим самым ножом, что торчит в груди. На полу растеклась большая лужа крови.

— Терпеть не могу такие истории, — пробурчал Аханид, рассматривая орудие убийства.

Совершенно обыкновенный нож. Рукоять простая, без украшений. Судя по оставленным следам, убийца действовал очень быстро. Сначала вспорол грудь эну — тот умер мгновенно. Потом набросился на посетителя — уже не с ножом, а с удавкой. Видимо, он всадил нож слишком глубоко и не желал терять драгоценных мгновений.

Непонятно только, откуда этот убийца взялся и куда потом делся. Единственный выход из кабинета эна ведет в комнату писцов. Там все это время находились шесть человек — и они клянутся, что дверь даже не открывалась. Окно такое маленькое, что и ребенок не пролезет. К тому же выходит оно на городскую площадь, где всегда полно народу — но никто не видел ни человека, влезающего в окно, ни человека, из него вылезающего.

Лугаль почувствовал сухость в горле. Сейчас бы не повредила кружечка ячменной сикеры. Той, что подают в питейном доме «У двух мечей», — дешевой, неприятной на вкус, но зато очень крепкой. Городские пьянчуги называют ее «горлодером».

Но для сикеры еще слишком рано. Может быть, вечером. И то лишь в том случае, если двойное убийство будет раскрыто. Когда на шее висит что-нибудь вроде этого, Аханиду ничто не доставляет удовольствия — ни вкусная еда, ни крепкая сикера, ни игра в кости, ни прелести красавицы-жены. Впрочем, та сейчас на сносях, и это отразилось на ее нраве — из ласковой серны стала злобной кабанихой. Аханид уже начал подумывать о том, чтобы переселиться в здание суда, пока прекрасная Целеву не родит.

— Могу ли я спросить, кто совершил это злодеяние? — нарушил мысли старший писец.

— Спросить можешь, — угрюмо сказал Аханид. — Но не рассчитывай, что я отвечу.

Да, ответа не будет. По крайней мере, прямо сейчас. Единственное, что уже ясно, — здесь поработал не просто человек. Убийца, явившийся из ниоткуда и исчезнувший в никуда… загадочный невидимка, проходящий сквозь стены…